Здрасьте! Ничего себе кооператор! Это откуда у рядового советского кооператора «глок»? Это в каком таком универсаме рядовой советский кооператор покупает не «ТТ», не «макар», а шикарный хромированный австрийский «глок»?
Дело было яснее ясного. За две с половиной тысячи баксов Шерхан хотел справиться с крупным конкурентом — авторитетом, а то и подручным какого-нибудь вора… И он, Миклошин, купился на это за две с половиной штуки! Да за такое дело и двадцати тысяч мало!
Ни совести, ни стыда нет у этого уголовника! Так подставлять людей!
Миклошин со страхом ощупал запрятанную глубоко за пазуху тряпочку — в тряпочке лежал «мокрый» «ТТ». Черт возьми! А если бы этот «кооператор» угрохал его, Миклошина? Или ранил? Миклошин представил себе, как его везут в Склиф и изымают там неучтенный ствол… Это за чей бы счет родная ментовка раскрывала тогда висяки?
Юрий Сергеевич меж тем молча сидел в своем кабинете, утешаемый опером. Сотрудники фирмы набились в коридор, возбужденно гудя. — Я же всегда говорил, что он урка, — кричал молоденький парень в светлом пиджаке, — а вы — ссуды! Зона по таким плачет!
— Вы видели, какой у него пистолет был? — со смаком пояснял другой сотрудник, проведший два года военной службы, играя в духовом оркестре.
— Не «Макаров» и не «ТТ», а пистолет Стечкина — самая жуткая штука. Их только «Альфе» дают…
Шакуров постоял-постоял в коридоре, подождал, пока опер покинул кабинет, и вернулся к Юрию Сергеевичу.
— Юрий Сергеевич, — сказал он, — что это? Как вы могли?
— Молчи, Саша.
— Нет, я не замолчу! — Они украли моего сына. Они убьют его, если Нестеренко не арестуют.
— Кто они?
— Кто-кто? Или не знаешь, кто? Или не знаешь, кто к тебе приходил? Кого твой Валерий катал с ветерком в морозилке?
— Но вы же им не платите, — сказал Шакуров.
— У вас же зять в КГБ.
— Нету больше КГБ! Реорганизовали! Ты что, этого не знал?
— Знал и очень рад.
— Ну и дурак, что рад! Это нас с тобой касается, а не диссидентов! Понимаешь, в стране была организация, которая знала все про организованную преступность! И теперь ее нету! Ее три раза реорганизовывали! Ее разгромили! Ты думаешь, что теперь будет? Кому такая реорганизация была выгодна? А?
— Но Нестеренко…
— Ты со мной работаешь или нет?
Шакуров побледнел.
— Если ты со мной работаешь, чтобы я больше от тебя этой фамилии не слышал. Понял?
— Да, — еле слышно сказал Шакуров.
Дверь кабинета раскрылась, и Шакуров, оглянувшись, увидел на пороге невзрачного человека в сером плаще, с лицом вытянутым, как телефонная трубка.
— Следователь Московской прокуратуры Миклошин, — представился тот.
И, повернув голову, стал пристально разглядывать Шакурова.
Глаза Иванцова забегали. Он вдруг ясно сообразил, что, коль скоро Шакуров находился в кабинете в момент передачи денег, его надо было объявлять или жертвой Нестеренко, или его сообщником. Посторонним он быть не мог. При посторонних жену не трахают и денег не вымогают.
— Гражданин Шакуров, — сказал следователь, — подождите в коридоре.
Шакуров молча вышел, за ним в коридор шагнули два опера.
— Я не совсем понимаю, — безжалостно продолжал следователь, — почему вас оказалось двое? Когда вы позвонили, вы ничего не говорили про вторую жертву.
Иванцов вздохнул и объяснил: — Мы должны были фирме Александра Шакурова за произведенные поставки. Вчера днем Александр позвонил нам и умолял выплатить деньги завтра. Как раз за час до этого звонка раздался звонок Нестеренко, я заволновался и отказался. Шакуров чуть не заплакал в трубку. В конце концов он сказал, что у него сейчас просто нет наличных, а они ему нужны позарез. Тут я понял, что Нестеренко вымогает деньги и у него. Я позвонил Нестеренко, и тот сказал, что возьмет у меня и мои деньги, и те, которые я должен Шакурову, и последние будут числиться как взнос Шакурова.
Миклошин молча выслушал эту невразумительную историю. Он уже успокоился.
Призрак пистолетного ствола, стоявший десять минут назад у него перед глазами, словно вдавленный во внутреннюю оболочку роговицы, как-то растаял, и Миклошин сообразил, что ничто, собственно, кроме этого ствола, не свидетельствовало о мафиозной сущности Нестеренко. И хотя ствол — аргумент сильный, это аргумент скорее для нервов, чем для ума. Откуда ствол? Нестеренко афганец? Афганец. Мог он его себе на память привезти? Да оттуда, говорят, не то что стволы вывозили — наркоту мешками везли…
Его успокаивала мысль о том, что Нестеренко все-таки не бандит: не дай Бог менту стать между двумя бандитами, потопчут и даже не заметят.
— Шакуров подтвердит, что Нестеренко и у него вымогал деньги? — с усмешкой спросил Миклошин.
— Наверное.
— Требование было предъявлено внезапно?
— Да. Я позвонил вам через пятнадцать минут.
— Нестеренко в первый раз вымогал у вас деньги?
Иванцов заколебался.
— В первый, — наконец сказал он.
— Странно, — сказал Миклошин, — Нестеренко, несомненно, является руководителем крупной банды. Достаточно было навести о нем справки, и многое стало ясно.
— Что? — слабо поинтересовался Иванцов.
— Почему Нестеренко так внезапно потребовал с вас деньги. Он был видной фигурой в преступном мире, и вчера у него явно состоялась какая-то крупная разборка. Сейф в его офисе был ограблен, один из сотрудников убит, а Нестеренко явился под утро грязный, словно его всю ночь черти заставляли строить БАМ.
— Сейф? И много взяли? — В том-то и дело. Нестеренко назвал сумму в двадцать тысяч рублей — трехдневную выручку, — но, по-видимому, он просто не мог признаться, какие на самом деле деньги хранились в сейфе. Думаю, что там были суммы на порядок больше той, что он требовал у вас. Сказать этого следствию Нестеренко не мог, чтобы не возник вопрос, откуда у скромного кооператора этакие залежи. — А он не сказал, кто мог на него напасть? — выдавил из себя Иванцов.