Бандит - Страница 5

К оглавлению

— А откуда фингал? — спросил Павел Иванович.

— Подрался вчера.

— С кем?

— Да так. За кореша заступился.

— А за что его били?

— А я не спрашиваю, за что моих корешей бьют.

— И сколько же их было?

Валера растопырил три пальца.

— И со всеми справился?

— Значит, справился. — Это где ж ты так насобачился? — поразился Павел Иванович, а потом вспомнил сам: — Ах да, Машка говорила, ты же из ограниченного контингента…

И с уважением поглядел на парня, цепко отмечая широкие плечи, крепкие, даже в зоне не пропавшие буфы мускулов и плоский, как бетонная шпала, живот.

— Кирпич можешь разбить? — с любопытством спросил заведующий.

— Могу, — лениво подтвердил Валерий, — хотите, я вам эту стенку разобью? Головой?

— Э-э, стенку не надо, — испугался Павел Иванович, — эту стенку я и сам могу разбить, просто чудо, что она пять лет назад не обвалилась!

— Так что, Павел Иванович, отдадите мне левый подвал?

— Будут деньги, будет и подвал. Нет денег — нет и подвала.

— Заметано, — сказал Валерий, поднимаясь.

Он уже шел к выходу, когда Павел Иванович окликнул его:

— Эй, Валерка, погоди.

Заведующий магазином протягивал ему пакет, видимо отложенный для кого-то: несколько банок тресковой печени, два сырка «виола» и бутылка водки.

— На, возьми, мамке передай. А то не захаживает к нам мамка-то.

— Нету больше мамки, Павел Иваныч. Отравилась она месяц назад.

Руки заведующего растерянно опустились.

— Отравилась? Вот те раз… Рядом живем… А я думал, она опять с этим… носатым… Ну все равно возьми. На поминки.

И решительно сунул в руки Валерия пакет.

Остаток утра Валерий употребил на то, чтобы навестить двух братьев-близняшек, Севу и Гену, живших в соседнем доме. Один из братьев слесарил на заводе, а зарплату ему не платили уже третий месяц. Другой, Генка, работал шофером; с деньгами у него было более или менее в порядке, — то сдерет лишнее, то подкалымит, однако Генка был человеком слабым и каким-то вялым, как забытый в холодильнике пучок салата, и на автобазе у Генки из-за этого начались всякие неприятности; ему норовили подсунуть машину похуже, безобразничали в путевом листе и только вчера открутили им самим поставленный новый воздушный фильтр.

Сева с Генкой сказали, что они не прочь продавать мороженое. Вместе с Валерием они уговорили бутылку, подаренную заведующим, и добавили к ней еще одну. Впрочем, Валерий пил мало.

День складывался удачно, весьма удачно. Выйдя на улицу, Валера сунулся было в автомат — позвонить, но автомат не работал, другой тоже.

Валерий подумал, что умнее всего будет вернуться домой и позвонить оттуда, благо до дома — две подворотни.

Валера нырнул под арку, пробежал мимо обширной помойки и вступил в чахлый скверик, где трое юных граждан Страны Советов возводили в песочнице какой-то важный народнохозяйственный объект. Валерий пересек сквер и ступил на солнечную сторону улицы. Однако не успела кроссовка его коснуться тротуара, как сзади раздался крик:

— Эй, Нестеренко!

Валерий обернулся. Так и есть — к нему, переваливаясь по-утиному, спешил их участковый инспектор. Не переменился и даже не постарел, так и сидел, старая задница, на одном месте.

— А я-то думаю, кто это такой фасонистый идет по улице, — проговорил участковый, — никак краса и гордость наших мест, гражданин Нестеренко. Оказывается, он самый! Давно прибыли?

— Сегодня, — сказал Валерий.

— А у нас был сигнальчик, что вчера, из вашей же квартиры был сигнальчик, пьяным, говорят, пришли, прямо с вокзала, устроили дебош и угрожали.

Лицо Валерия приняло беспросветно-тупое и вместе с тем наглое выражение, которое оно принимало всякий раз при виде людей в форме. «Петровича работа, — подумал Валерий, — сволочь несчастная, выкинуть из квартиры старается. Хотя опять же — рак у него, если Любка не врет».

— Значит, вчера приехал, — сказал Валерий.

— А почему не явился в участок?

— А я как раз туда и шел.

— Ну что же, пойдем, голубчик, пойдем, и не в первый раз пойдем, и не в последний, а?

В участке все было так же, как прежде: у дверей тянулась очередь страждущих получить паспорт, да у плинтуса, не обращая внимания на большое количество публики, полз, пошевеливая усами, бесстыжий, как ресторанная шлюха, таракан.

В кабинете двое ментов в рубашечках цвета застиранного неба жрали бутерброды и запивали их теплым кофе из термоса. Участковый посадил Валерия за стол и стал заполнять какие-то бумажки.

— Ну что, гражданин Нестеренко, что будем дальше делать? Тунеядствовать будем или про совесть вспомним?

— Работать.

— Это хорошо. И где же мы работать будем? На завод пойдем или в метростроевцы? Родине нужны молодые сильные руки.

— Мороженое буду продавать.

Лицо участкового вытянулось.

— Мороженое? Это в будке сидеть?

— Зачем в будке? Своя фирма будет. Изготавливать буду мороженое и продавать.

Челюсть участкового отвисла.

— Фирма? — сказал он. И обернулся к трескавшему бутерброды оперу:

— Нет, вы слышали, Сергей Никодимыч! В стране идет падение производства, мозги утекают на Запад, вон, вчера по телевизору говорили — газопровод в Коми лопнул, а тут сидит молодой, сильный бугай и говорит, что он будет продавать мороженое! И тебе не стыдно, Нестеренко?

— Когда я людям шеи ломал по вашему приказу, — осклабился Валерий, поднимаясь и направляясь к выходу, — мне и то было не стыдно, а чего мне за мороженое-то стыдиться?

— Это где же это тебе Советская власть приказывала шеи ломать? — завизжал участковый.