Бандиты обступили Валерия полукругом. Теперь их было уже не шесть, а десять, — они откуда-то высыпали, как комары в летнюю ночь. Шерхан стоял впереди, сзади маячила продолговатая, как телефонная трубка, рожа Рыжего. Валерия неприятно задело то, что Шерхан вышел во двор, нянча в руках стеклянную пивную кружку, и теперь стоял, улыбаясь и время от времени прикладываясь к кружке. Кружка была длинная, как нога манекенщицы. Огромный кулак Шерхана охватывал ее целиком.
— Чего ждем? — сказал, ухмыляясь, один из бандитов, тот самый, который сопровождал Рыжего в первой поездке.
Шерхан предостерегающе поднял руку.
— У меня к тебе предложение, парень, — сказал Шерхан, взмахнув кружкой.
— Я тебе дам ссуду. Восемьдесят кусков. И под шесть процентов. А?
— Нет, — сказал Валерий.
— Чего ж так? — Не стоит сазану брать ссуду у щуки.
— Придушить его надо, — зашипел Рыжий, суетливо выскакивая вперед.
— Придуши, — вдруг сказал Шерхан.
Рыжий сунул руку в карман, выхватывая пистолет. В следующую секунду волосатая лапа Шерхана резко опустилась на его запястье и выдернула ствол. — Ты сказал придушить, а не пристрелить, — заметил Шерхан, — менты, они, знаешь, на выстрелы сбегаются, как к артисту за автографом…
Рыжий отчаянно оглянулся. Валерий шагнул к нему. Рыжий поспешно отступил. Сзади издевательски засмеялись.
— Не хочет Рыжий драться с мороженщиком, — прокомментировал Шерхан.
Валерий стоял, несколько оторопев. Он полагал так, что сейчас его будут мочить. Но нет — видно, у Шерхана были какие-то свои игры, и в эту ночь он играл против своих… Броситься на Рыжего? Хозяин, видимо, его не любит, но если Сазан на глазах всей банды свернет Рыжему шею, то тут уж дерьма не оберешься…
— Так кто будет смелый? — сказал Шерхан.
Боевики переминались с ноги на ногу.
Видно было, что одолеть пяток палаточни-ков казалось им легче, чем справиться с одним Нестеренко…
«Неужели пронесло?» — подумал Валерий.
Но он не успел заметить, когда бандит переместился вперед. Звезды и огни телевизоров за кружевными занавесками вдруг накренились и описали сверкающую дугу; мир съежился, как проколотая автомобильная камера, и земной шар выбило из-под Валерия, как табуретку из-под повешенного.
Потом Валерий открыл глаза и увидел, что лежит на земле, а Шерхан восседает на нем в позе мотоциклиста с кружкой в руке. Всего унизительнее было то, что Шерхан даже не расплескал пива.
Шерхан сжал кулак, напоминавший экскаваторный ковш уменьшенных габаритов. Толстая пивная кружка треснула, и Шерхан плеснул коктейль из стекла и пива в лицо мороженщику.
Глаза Шерхана засверкали, как два стеклянных шара на новогодней елке. Он снова сжал руку — ощетинившееся стеклом донышко кружки выглянуло из кулака, как кукушка из настольных часов. Шерхан занес кружку над Валерием.
— Ну что, мороженщик, — спросил Шерхан, — что мне с тобой сделать? На куски порезать или так съесть?
Валерий молчал. К руке Шерхана прилипла пивная пена, шевелившаяся, как от дыхания маленькой мыши.
— Я с тобой знаешь что за вчерашнее сделаю? Я тебя самого в речку отправлю! Вместо палтуса: пополнить живую природу… Проси прощения, сука! А то шею сверну!
Шерхан мог свернуть шею кому угодно, даже башенному крану. Валерий слабо трепыхнулся, попытавшись сбросить с себя бандита, но не тут-то было.
Валерий вдруг понял значение пивной кружки в руках Шерхана. Пивной кружкой не совершают преднамеренных убийств. В руках мертвого Валерия найдут подложенный нож, а в горле — обломки этой кружки. Даже если ментовка исхитрится притянуть Шерхана к суду, все равно ничего, кроме убийства в состоянии необходимой самообороны, из этого не высосут. — Ну! Кому говорят — скули!
— Я тебе не собака, чтобы скулить, — сказал Валерий.
Прошла долгая, нехорошая минута. Боевики стояли кружком во дворе. Выскочивший было через черный ход поваренок просеменил к мусорному контейнеру, вывалил в него ведро с чем-то несвежим и бочком-бочком потек обратно, словно для него не впервой было видеть, как один мужик сидит на другом, и притом оба вполне одетые…
— Значит, не собака, — проговорил Шерхан, когда поваренок ушел со двора.
В следующую секунду остаток кружки в руке Шерхана мигнул в лунном свете, дико блеснул стеклянными зубами. Рука Шерхана обрушилась вниз. «Шея! — мелькнуло в мозгу Валерия. — Он мне в шею хочеть попасть!»
В последнее мгновение рука Шерхана вильнула в сторону, и зубья кружки вонзились в газон в миллиметре от сонной артерии Валерия, разрывая корни чахлой травы и круша гусеницу, мирно дремавшую на обратной стороне палого листа.
Шерхан усмехнулся и встал.
— В следующий раз, — сказал Шерхан, — я вобью эту штуку тебе в глотку, понял?
Валерий молча смотрел на бандита. — Будем считать, что разобрались, мороженщик. Так что ты нас не знаешь, и мы тебя не знаем. Все. Скажи спасибо, мороженщик, что мне понравился.
Шерхан повернулся и пошел к выходу со двора. Сразу, как по команде, к выезду подкатила, шурша шинами, беленькая «шестерка». Шерхан прыгнул в машину, его люди пропали за забором, «шестерка» тронулась с места, и тут же за ней покатился навороченный джип отчаянно красного цвета, напоминавший сенбернара, бегущего за моськой.
Валерий поднялся на ноги и смахнул с рожи остатки стекла и пива. Сквозь освещенную решетку кухни протиснулся кот и, перебирая лапками, помчался через двор. Вбитое в газон донышко кружки подмигнуло Валерию в свете светофора.
Валерий вышел на улицу. Желтенький Пашкин «Москвич» там больше не стоял.