— Понял, парень. В ментовку не пойдешь?
Валерий только хмыкнул.
— Дошло, — сказал Кроха.
— Я просто хотел сказать, что в ментовке светиться не стану.
Было уже семь утра, когда Валерий вошел в подворотню, за которой располагалась старая подсобка Павла Сергеевича.
Кроха, добродушный, хотя и ворчливый мужик, не задавая ему лишних вопросов, довез его до своей развалюхи, нечаянно уцелевшей близ кучки новых шестнадцатиэтажек, возведенных у МКАД. Лобзик у Крохи был, но наручники Кроха перепиливать не стал. Зачем портить хорошую вещь? Устроив Валерия брюхом на столе, Кроха поковырялся в замке и через пять минут снял наручники целыми и невредимыми. Кроха оставил их у себя — авось пригодятся в хозяйстве.
Через час, когда пошли первые электрички, Валерий распрощался со своими новыми друзьями и погрузился в первый же поезд, спешащий к Курскому вокзалу.
Валерий шагнул в подворотню и сразу понял, что его ночные приключения еще не кончились. Фургончика — его фирменного фургончика с надписью «Снежокъ» и улыбающейся глазастой снежинкой, у подсобки не было: зато стояли две «синеглазки». Вокруг магазина топталось пять или шесть человек, из которых только двое были в штатском, но и в штатских можно было за версту распознать ментов.
Валерий похолодел, понимая, что лучше всего будет вот сейчас же нырнуть направо и раствориться в сыром утреннем тумане. Еще ни одна встреча с ментами, защитниками граждан и опорой правопорядка, не кончалась в пользу Валерия. Обычно менты обыгрывали его всухую. И сейчас Валерий чуть не сделал разворот кругом, чтобы обдумать, как да что, но в этот миг из двери,подсобки выскочил плачущий Павел Сергеевич и полетел к Нестеренко, как голодная курица к зерну: — Валера! Господи!
— А, а! — поспешил за завмагом участковый. — Вот и гражданин Нестеренко явился! Собственной персоной! Да в каком он виде!
Валерий поглядел на себя. Действительно, ночные события отрицательно сказались,на состоянии его гардероба. Серый костюм основательно изгваздался и в багажнике, и в гараже, а летний слалом по подмосковным холмам и вовсе отправил обновку в нокдаун. Волосы Валерия слиплись от смеси запекшейся крови и водки. К тому же, пока Валерия волокли в гараж, Рыжий пару раз вмазал мороженщику по титульному листу — еще чудо, что зубы не выбил. Хотя какое чудо — просто кулачок у Рыжего слабенький, не дал Бог кулака бодливой корове, вот и носит с собой бодливая корова волыну.
— Вазген Аршаков, следователь прокуратуры, — представился человек, вышедший из подсобки вслед за участковым. Человек был толст, как перекормленный цыпленок, — двух Валериев Нестеренко можно было бы сделать из этой бочки с салом, и еще килограммчиков пять осталось бы. Лицо у следователя, несмотря на июльскую жару, было незагорелое, сероватое и напоминало кусок размороженного мяса, в который воткнуты два живых глаза цвета ежевики. Возраст его, как у всех очень толстых людей, угадать было трудно — пожалуй, было ему немногим за тридцать, но он и в пятьдесят выглядел бы так же.
— Пьяный, — сказал участковый, — обратите внимание, Вазген Аршалуисович, пьяный, еще шатается.
Глаза цвета ежевики уставились на Валерия.
— А ну-ка дыхни, — сказал следователь.Валерий дыхнул.
— Это что, — спросил следователь, — новая мода? Принимать спиртное не внутрь, а наружу?
— Что случилось? — сказал Валерий.
— Заходи, посмотришь.
Валерий, нагнувшись, шагнул вниз. Что ничего хорошего не случилось, он понимал и так, — иначе откуда тут столько конторы? Его в одиннадцать вечера огрели бутылкой и тогда же вытащили, верно, ключи, а сейчас было уже семь утра. Восемь часов было у бригады, чтобы в дым побить всю технику, а в подсобке, угнать тачку и сейф разгрузить. У Валерия стоял за загородкой жэковский несгораемый ящик — деньги в нем были не деньги, а так, что наторговали за четыре последних дня. Хватит Рыжему на колесо для «Мерседеса», на зимнее, шипованное, а может, и на все четыре хватит.
— Значит, у вас тоже что-то пропало? — услышал Валерий за спиной вопрос, обращенный к Павлу Сергеевичу.
— Пропало, — сказал Павел, — ящик коньяку пропал, колбаску вчера завезли — финскую, салями — нет колбаски… Конфеты были… На двадцать тысяч рублей наказали магазин.
Валерий ступил в подсобку и остановился. Техника была цела. Сейф действительно был распахнут настежь.
На столе стояли бутылка водки и два стакана — один, с красным ободком, чем-то удивил Валерия.
А посредине комнаты, чуть ближе к окну, лежал с удивленным выражением правого глаза старенький бухгалтер Устинович. Левый же глаз бухгалтера, вместе с половиной головы, вывалился на пол. Глаз каким-то чудом уцелел и теперь глядел на Валерия из широкой щели между кафельных плит.
— Вы отсюда вчера во сколько уехали, Валерий Игоревич? — спросил следователь.
— В семь, — сказал Валерий.
— Ключи от несгораемого шкафа позволите?
— У меня их нет. Украли.
— Давно? — спросил следователь, и голос его похолодел.
— Вчера около одиннадцати.
— А-а. Ну-ну. Что ж, проедем?
— Переодеться можно? — спросил Валерий, ткнув пальцем в угол подвальчика. Там висели его старые джинсы и рубашка, которые не приглянулись ночным гостям.
— Не только можно, но и нужно, Валерий Игоревич. Нам ваше платье требуется для экспертизы.
И они поехали с ветерком на черной «Волге». Валерий покорно и безучастно сидел между двумя приданными Аршакову оперативниками.
Оперативники сняли у Сазана пальчики, спросили группу крови и оставили на два часа в обезьяннике.