— А ресторан? — прошептал Иванцов. — Ресторан отменяется. Мало ли кого можно встретить в заранее назначенном месте. Покатайся себе по линии и возвращайся к тачке. Как только «капуста» приедет, сынок твой выйдет. Бывай, дядя.
Тут двери вагона растворились, и Борик, ловко подхватив чемоданчик, исчез в толпе среди желто-красных стен станции «Рижская».
Забрав у Иванцова чемоданчик, Борик поднялся на эскалаторе к выходу, выскочил на улицу и, пройдя десятка два метров, нырнул в подкативший к тротуару желтый «Москвич», за рулем которого сидел его кореш Леська. Леська был совсем придурковат — косая сажень в плечах и взор мутный, как этилированный бензин.
Борик приехал в Москву из города Калининграда, где он когда-то родился, вырос и поступил служить на славный советский теплоход «Иван Неелов». В Москву же он явился год назад в качестве полномочного коммерческого представителя семерых членов экипажа, груженный шмотками с заграничных рейсов. Он пришел на вещевой рынок и, оглядевшись, понял, что ремесло бандитское не в пример выгодней.
Так он и поступил в бригаду Рыжего, причем деньги своим шестерым компаньонам отдавать не стал.
Год он жил у Рыжего за пазухой. Но год кончился, и сейчас кое-что из происходящего в банде ему явно не нравилось. Этим кое-чем был раскол — явный раскол между Шерханом и Рыжим. Обозначился этот раскол с того момента, когда Рыжий так неудачно наехал на компьютерщика Шакурова. Но началось-то все куда раньше — уж больно большую волну стал поднимать Рыжий. А Борик — Борик был наблюдательным человеком, несмотря на свой двухметровый рост и рожу наподобие начищенного кирпичом кувшина. Он видел, что дело добром не кончится и что две пушки не влезут в одну кобуру. Кто-то — либо Рыжий, либо Шерхан — завалит другого, и у Борика лично не было сомнений, что победителем будет Шерхан. Был у Рыжего один недостаток — трусость.
Поэтому из всего сказанного двенадцать часов назад Рыжим Борик вынес твердое убеждение: надо делать ноги. И немедленно.
Главной причиной такого отношения Борика к словам своего шефа был тот простой факт, что, проявляя на фотку Нестеренко, Борик наконец узнал в нем того парня, который заходил к Шутнику.
Из этого немедленно следовало два соображения. Первое, Рыжий был не прав, уверяя, что парень получил «глок» от Шерхана. Он получил его от Шутника. Второе. Рыжий был прав, уверяя, что парень действует не от себя. Шутник давно недолюбливал группировку, и было ясно, что это он дергает парня за веревочку.
Борик убедился в этом окончательно, когда за полчаса до звонка Иванцову облазил окрестные дворы и в одном из них увидел машину, принадлежащую правой руке Шутника, старому уголовнику по кличке Наждак.
И тут начиналось самое неприятное. Если бы он постучал мозгами и узнал парня еще тогда, когда тот выходил из подъезда, то сейчас бы Рыжий с Шерханом не выясняли отношения. Они бы выступили единым фронтом против Шутника.
Но Борик лажанулся, и события приняли необратимый ход. Рыжий сказал, что надо валить Шерхана. После такого заявления кто-то, Шерхан или Рыжий, не переживет эту ночь, и скорее всего это будет именно Рыжий. А он, Борик, из свиты Рыжего. И если не принять мер, он останется в свите Рыжего, сопровождая его на тот свет.
А если бы он сейчас, с опозданием в двадцать четыре часа, принес Рыжему фотку, он бы оказался крайним между Рыжим и Шерханом, а упаси Бог оказаться крайним между этими двумя!
Итак, Борик кинул «дипломат» с деньгами на заднее сиденье и сел в машину.
— Получил? — спросил Леська.
Борик вместо ответа погладил серебристую ручку кейса.
— Теперь к Кольцевой, быстро, — сказал Борик.
Но бандитам не повезло. На Сущевском валу их ждала огромная пробка, происшедшая вследствие недружелюбной встречи двухсекционного троллейбуса с грузовиком «КамАЗ». По правде говоря, пробки на Сущевском не диво, диво, когда их нет, но эта превосходила всякое вероятие. Леська, не долго думая, выбрался вправо, въехал в какой-то двор и помчался по довольно широкой пешеходной дорожке, наводя ужас на гуляющих дам с собачками.
— Идиот, — зашипел на него Борик, — а если менты?
Но маневр безмозглого бандита увенчался успехом — машина съехала с дорожки в переулок, нырнула на Трифоновскую и вскоре дула по вечереющему проспекту Мира.
Когда они свернули на Кольцевую, уже стемнело, солнце спешно, даже не выправив визу в ОВИРе, сваливало из Москвы на Запад. — Направо, — скомандовал Борик.
— Нам же налево.
— Так Рыжий велел. Направо и по Ленинградскому.
Леська беспрекословно свернул направо.
Ветер, врывавшийся через открытое окно, выдул из машины дневной жар, и навстречу мчащейся на север машине на небе вставала огромная, чуть вогнутая луна, похожая на помятую фару автомобиля. — Притормози, — сказал Борик, — отлить хочу.
Они притормозили. Мимо них, не снижая скорости, прошли, посверкивая дальним светом, голубоватые «Жигули».
Борик спустился под откос, справил нужду и на обратном пути вытащил из кобуры «вальтер» — старое, еще немецкое оружие, извлеченное трофейщиками года три назад из белорусских болот, урожайных на «вальтеры» и подберезовики.
Леська ждал его в машине и курил «Мальборо».
— Поехали? — спросил он, когда Борик, хлопнув дверцей, залез в машину.
— Погоди, — сказал Борик.
— Ты чего?
Борик молча поднял пушку, приставил к виску Леськи и выстрелил.
Он ожидал грохота, пушка была без глушака, но проклятая машинка издала этакий стариковский хмык, — осечка!
Леська мгновенно перехватил руку Борика, и тот свалился под сиденье, поддав задом бардачок.