Бандит - Страница 60

— Ну ладно, его ты убил за то, что отморозок. А за что ты меня хотел убить?

— Тебя? — Меня-меня. Фраера, который запаску менял.

Борик сглотнул. Действительно, с чего, собственно, ему понадобилась эта «девятка». Ну, ехал бы и ехал на своем желтом рыдване, ну, на кусок меньше бы получил… Эко людей портит…

— Ты как меня засек? — вдруг изумился Борик.

— А никак, — осклабился Сазан.

— Случайность, понимаешь. Пришвартовался я к обочине на Ленинградском, меняю запаску, вдруг вижу, ба, да никак моя пятка знакома с зубами этого типа…

— Я знаю. Тебя Шутник навел.

— Это ты откуда такой образованный?

— Я видел, как ты от Шутника с пушкой выходил. А люди Шутника следили за Иванцовым, как-то они нас засекли…

— А Рыжему ты это сказал?

— Нет. Рыжий ничего не знает. Рыжий говорит, что ты пушку от Шерхана получил, что это все шуточка Шерхана…

— Так! — сказал Сазан. — Рыжий так при тебе и закричал, что я — человек Шерхана?

— Да. Говорит: Шерхан этого фраера на меня навел, Шерхана за это надо валить.

— И ты решил рвать когти?

— У них там между собой такое начнется, — пробурчал Борик, — что я лучше посижу в бельэтаже.

Нестеренко помолчал, а потом переломил баксы о тускло блеснувшую в лунном свете струну.

— Когда должны отпустить мальчишку?

— Когда я привезу бабки.

— Значит, он до сих пор у Шерхана?

— Наверно.

— Где?

— Не знаю.

Носок Нестеренковой кроссовки въехал под ребра боевику.

— А-а! Правда не знаю! Может, на заводе. — Каком? Где водку гонят?

— Да.

— Это куда меня Рыжий предлагал увезти?

— Наверно.

— Где этот завод?

— У Москвы-Сортировочной. Там если по шпалам идти, то за километр от станции будет ветка, а от нее еще одна ветка. Первая — на овощебазу, а вторая — на завод. Белый такой забор.

— А почему ты считаешь, что он на заводе?

— Место глухое. Стволов много, а чужих глаз мало. Склады с замками… Шерхан там тоже сегодня будет.

— Чего он там делает?

— Товар должен прийти. Тушенка, курточки.

— Тушенка? На завод?

— Да гуманитарная помощь, — разъяснил Борик, — там же железнодорожная ветка. Они сначала по этой ветке цистерны со спиртом гоняли, а потом приспособили для гуманитарной помощи.

— Что же, — изумился Валерий, — так и воруют, вагонами?

— Подумаешь, вагонами, — обиделся Борик, — у нас мужик был из Азербайджана, так у них рядом с деревней газопровод шел. Они к этому газопроводу подсоединились и сосали всей деревней.

— А какой это состав?

— А я что, знаю? Нам сегодня говорили, что вечером разгрузка, мне еще сказали: поедешь, Борик, к Иванцову днем, чтобы успеть на разгрузку.

— А часто там Шерхан бывает?

— Шерхан? Да нет, у него в последнее время другие дела. Он в Совмине чаще, чем на этом заводе! А сегодня вроде должен был прийти.

Валерий усмехнулся какой-то кривой улыбкой.

— Это ты убил моего бухгалтера?

— Нет! Не я! Это люди Шерхана!

— Кто?

— Не знаю! Колям! Или Артем Шанхайчик…

Борик врал. В кооперативе они были вдвоем с Леськой, но Нестеренко никак не мог этого знать.

И вдруг Борик по щенячьи, по-детски заплакал.

— Я действительно хотел бежать, — сказал он, — я бы Рыжего убил, если смог, он такая сволочь, такая сволочь…

Нестеренко встал: струна в его руке подмигнула тормозным огням тачки.

— Ничего, братец, — сказал Нестеренко, — я убью его за тебя.

В следующую секунду Валерий развел руки. Боевик захрипел. Струна перерезала горло, как кусок твердого пошехонского сыра, и, вытянувшись, зазвенела в руках Валерия.

Голова боевика уставилась на Валерия безумными и опустевшими глазами, тихо качнулась и скатилась в колею, проделанную «Москвичом» в мокрой земле.

Валерий снес труп в багажник и туда же кинул голову. Затем отогнал «девятку» подальше на просеку, пока та вконец не завязла в глинистой колее. Мельком Валерий посочувствовал хозяевам «девятки», теперь уж точно менты затаскают автомобиль да и раскурочат его на запчасти…

Ночь уже накрыла подмосковный лес черной автопокрышкой. Небо сияло тормозными огнями звезд, и кусты вокруг злосчастной «девятки» гнулись от ветра, шарили руками по земле, словно шеренга пьяниц, потерявших бутылку коньяку.

Валерий откинулся на сиденье «Жигулей» и, порывшись в рюкзаке, прикинул, сколько у него денег.

Визит к Иванцову принес ему тридцать кусков.

Интервью с Бориком принесло еще сорок.

За вычетом того, что Валерий отвалил врачу, в рюкзачке теперь лежало шестьдесят пять тысяч — сумма достаточная, чтобы затеряться вне пределов досягаемости российской милиции…

Через пятнадцать минут Валерий вышел из леса и сел в бандитский «Москвич».

В двенадцать тридцать пять Валерий сунул свой рюкзачок в камеру хранения Курского вокзала, предварительно убедившись, что вокзальные блюстители порядка его не засекли.

В остальном же дела обстояли неважно: Валерий звякнул Максиму и узнал от его жены, что Максима замели, Генку посадили тоже, на трое суток. А кого менты не взяли, тех караулили, а кого не караулили менты, того караулили люди Шерхана, и два этих ведомства явно вступили в социалистическое соревнование: кто раньше изловит Валерия Нестеренко?

От Курского Валерий пробрался на Каширское шоссе и через пять минут после МКАД свернул на небольшую и ухабистую, как российская история, дорогу: где-то тут жил веселый слесарь Кроха, поклонник тушенки и арбузов на государственном складе.

А вот и домик — хибарка за покосившимся забором, высаженные за забором сливы утонули в густой крапиве.